Народная летопись. Не хлебом единым... (история одной семьи)

Бессмертный полк – яркий пример людской благодарности и признательности героям, павшим за Родину. Их имена увековечены в Книгах Памяти, это о них молчит и помнит Вечный огонь. Это именно о них можно сказать: «Нация Героев». Но есть имена, о которых помнит только семья…

В нашем небольшом городке каждый человек на виду. Все помнят эту яркую черноволосую женщину с глубокими удивительно синими глазами. Она всегда была в работе, иногда казалось, что труд появился вместе с ней, с первого дня её рождения. Приветливая, скромная, с натруженными жилистыми руками, она излучала тепло и надёжность.

Однако мало кто знал, что в далёком 17-ом батрачила Авдотья в семье зажиточного хозяина. Но история по-своему расставляет точки и вершит судьбы. Уж больно приглянулась она хозяйскому сыну Егорушке, рыжему, конопатому, на первый взгляд неказистому. Чем же приворожил тогда он Авдотью? Наверное, душа у него была добрая, а то зачем же рискнула бежать с Егором на заимку? Только по согласию, а значит и по любви – друг дружке верили.

Долго бушевал гнев у хозяина, долго клокотала злоба: «Заломаю!»... И может быть, так и случилось бы, да грянула революция. Не с руки стало гнать со двора бывшую батрачку, вроде как родство с ней на пользу при новой власти. Так и смирился. Вернулись, бросились в ноги – простил!

Вот характер так характер! Ни слова жалобы, ни укора, ни следа зависти в глазах невестки. Словно некрасовская Матрёна жила, трудилась, растила двух дочек. Всё ладно да хорошо. Умела гостей встретить, умела песню начать и подхватить, умела сводить концы с концами, удивить испечённым хлебом. А какие шали вязала! Вся улица щеголяла в её платках. Подрастали девчонки, первые помощницы.

41 год принёс в дом беду. В августе собирала и она на фронт своего Егора. Старалась не плакать, чтобы со спокойным сердцем шёл он воевать. В доме два дня толпились люди, родные, знакомые. Все давали советы, а кто-то и обещания: помогать и заботиться о семье. А потом стали ждать писем. Их было всего три. Первое он написал в дороге, второе – после первого боя, а третье…

А третье письмо в ноябре принёс чёрный ворон. Как гром среди чистого неба: «Пропал без вести». Сколько их, таких безымянных треугольничков, получили по всей России!.. Сколько матерей простились со своими сыновьями, сколько жён оплакали любимых после таких извещений. Только не такой характер у Авдотьи. Оплакивать или ждать и верить? Сомнений не было – ждать! Даже чёрный платок не надела: не поверила. И девчонкам своим часто говорила: «Живой, вот верите, живой! Я это сердцем чувствую».

Отзвучали майские победные песни, а Егора всё ждали… Но годы шли, а писем больше не было. Состарилась Авдотья: всё чаще болели ноги, спина согнулась, по ночам сводило руки. Платки уже не вязала: мешали узловатые пальцы, плохо видела. Да и младшая дочь, с которой она жила, заботливо оберегала мать от лишних тревог.

«Сдала Авдотья!» - всё чаще говорили соседи. Но её глаза по-прежнему оставались яркими, синими, как васильки в поле, словно и не было прожитых семидесяти лет. Волосы тоже оставались кудрявыми, чёрными, с красивыми паутинками седины. По утрам, приводя в порядок косу, укладывала «корзинку» вокруг головы: «А то придёт, а я неприбранная». Она верила, что Егор жив, иначе и быть не могло.

Не хлебом единым жив русский человек, а жив своим делом, любовью, верой.

Ну не чудо ли это? Однажды утром в почтовый ящик бросили письмо из далёкой Белоруссии. Надевая очки на верёвочке, она чувствовала, как трясутся руки. Сразу и не поняла, о чём и кто пишет? А когда поняла, то перехватило дыхание. Читала долго, медленно, шевеля губами, и шёпотом. Последние строчки читала почти вслух: «…сообщаем Вам, что Егор Семёнович два месяца назад похоронен на сельском кладбище. За его могилой ухаживают ребята из школы. На обелиске славы уже написано его имя. Мы приглашаем Вас в гости. Приезжайте.»

В далёкую Белоруссию поехали две взрослые дочери. Это они потом рассказали историю сломанной судьбы. После первого боя во время отступления Егор был взят в плен, а после освобождения все годы жил и трудился в селе. «Без права переписки!»- так гласила запись в документе. Сельчане рассказали, каким уважением был окружён Егор, каким отменным был кузнецом. Его жалели, что жил одиноко. Последние годы сильно болел, сердце «пошаливало». Поздно пришло оправдание вины к человеку. Да и была ли вина? Кто рассудит?

Долго горел свет в доме Авдотьи: приехали дочки с гостинцами из белорусского села, с фотографиями могилы и обелиска. Это всё, что осталось от Егора.

«Ну вот! Теперь можно и мне помирать. Он уже на месте, перестал маяться. Теперь и я успокоюсь», - сказала она утром дочери.

Умерла Авдотья через два месяца. Умерла тихо, неслышно. Более тридцати лет цветёт рябина над её могилой, напоминая о горькой судьбе. Растёт на улице новое поколение, в стране шумит новое время, но Авдотью помнят.

А имя Егора с гордостью произносят дети, внуки, правнуки. Его портрет по праву шествует в Бессмертном полку.

Эта история подлинная, изменены лишь имена.

Нация Героев… Где, из каких источников черпает она силу, веру, надежду?

Сколько может вынести русский человек испытаний и пережить невзгод?

Ответить сложно. Но ещё сложней - несмотря на все испытания, оставить добрый след в жизни, доказать своим примером силу характера, верности и любви.

Татьяна Мироненко